Все, что блестит - Страница 40

Несмотря на боль в запястье, которое он так сильно сжимал, она сумела беспечно пожать плечами:

— Что ты знаешь о любви, Николас? К чему об этом говорить? Я готова спать с тобой, что ещё тебе нужно?

Он резко отбросил её руку обратно ей на колени.

— Не выводи меня из себя, — предупредил он. — Я мог бы причинить тебе боль, Джессика. Я болен от жажды обладать тобой, и моё терпение на исходе. До сегодняшнего вечера, моя дорогая, веди себя тихо.

Джессика взглянула в его лицо: это было предупреждение, к которому следовало отнестись серьёзно. Она спокойно сидела рядом с ним, пока шофёр не остановил лимузин возле её дома, и тогда она позволила ему помочь ей выйти. Николас наклонился и дал инструкции шофёру — собрать его багаж и вернуться, — потом вместе с Джессикой стал медленно подниматься по ступенькам. Он взял у неё ключ, отпер и распахнул перед нею дверь.

— Ты сможешь собраться за час? — спросил он, посмотрев на часы. — Наш самолёт вылетает в полдень.

— Да, конечно, но разве не нужно забронировать для меня билет?

— Ты займешь место Андроса, — ответил он. — Он прилетит позже, следующим рейсом.

— О, боже, он сейчас, конечно, невероятно злится на меня, — поддразнила она его, направляясь к лестнице.

— Ему придется справиться со своим раздражением, — сказал Николас. — Иди, я позабочусь о Саманте и щенках.

— Только о Саманте, — поправила она его. — Я раздала щенков, пока мы были Корнуолле.

— Это значительно всё упрощает, — усмехнулся он.

Джессика вошла в свою комнату и снова достала чемоданы. Упаковка вещей становилась обыденным делом. Она тщательно уложила в кожаные чехлы одежду и предметы первой необходимости, а также подходящие к её нарядам обувь и аксессуары. Николас вошёл в комнату, когда она упаковала только половину вещей, вытянулся на кровати, как будто имел законное право быть там, и из-под полуприкрытых глаз стал рассматривать Джессику.

— Ты очень похудела, — сказал он спокойно. — Мне это не нравится. Что ты с собой сделала?

— Я сидела на диете, — дерзко ответила она.

— На какой, к чёрту, диете! — он поднялся с кровати и, поймав её за руку, схватил за подбородок, повернув её лицо к себе. Чёрные глаза прошлись цепким взглядом по её чертам, отмечая тени под глазами и беззащитную дрожь мягкого рта. Его рука смело скользнула вниз по её телу, сжала грудь и погладила живот и бёдра. — Ты, маленькая дурочка! — резко выдохнул Николас. — От тебя осталась только тень. Ты почти угробила себя! Почему ты ничего не ела?

— Я не хотела есть, — объяснила она. — Ничего особенного, просто каприз.

— Ничего особенного? Ты находишься на грани истощения, Джессика, — он обнял её и сильно прижал к себе, наклонив голову, чтобы поцеловать её в висок. — Теперь я буду заботиться о тебе и хочу быть уверенным, что ты ешь достаточно. Тебе понадобятся все твои силы, любимая, потому что я мужчина с сильными потребностями. Если бы я был джентльменом, то дал бы тебе несколько дней, чтобы восстановить силы, но, боюсь, я чрезмерно эгоистичен и слишком изголодался по тебе, чтобы позволить это.

— Если бы я могла отказаться от тебя, — прошептала она ему в грудь, медленно скользя по нему руками вверх и чувствуя всё возрастающее желание его сильного крепкого тела, прижимающегося к ней. Она так ужасно тосковала без него! — Я тоже хочу тебя, Николас!

— Я взял бы тебя прямо сейчас, — пробормотал он, — но скоро вернётся машина, а мне нужно гораздо больше времени, чтобы утолить жажду после всех этих полных разочарования недель. Но сегодня вечером… только дождись сегодняшнего вечера!

Несколько долгих минут Джессика просто стояла, прислонившись головой к его широкой груди. Она была разбита и подавлена, и счастлива оттого, что теперь, защищаемая им, может опереться на него и, наконец, отдохнуть, почерпнув силы в его силе. Хотя она и не сомневалась в принятом решении, но всё же оно было вопреки всей её сущности, шло вразрез со всеми её жизненными устоями, и Джессика с грустью поняла, что её любовь к Николасу не остыла, несмотря на уязвлённую гордость. Она должна была согласиться на это, хотя и понимала, что он просто хочет её физически, не любит её, и, вероятно, никогда не полюбит. Николас планировал свою жизнь, и он был не тем человеком, чтобы позволить — кому бы то ни было — разрушить свои планы.

Всего несколько часов спустя Джессика сидела одна в роскошном номере, который зарезервировал Николас, и озиралась вокруг в немом изумлении. После того, как их самолет приземлился в Орли, Николас быстро провёл её через таможню и посадил в такси; после безумной поездки по парижским дорогам, он устроил её в этой гостинице и тут же умчался на свою встречу. Она чувствовала себя покинутой и одинокой, и в ожидании его возвращения её начала бить мелкая нервная дрожь. В течение долгих недель она просто существовала, не чувствуя ничего, кроме мучительных страданий отвергнутой женщины, но теперь, оглядываясь вокруг, начала задаваться вопросом, что она делает здесь.

Джессика отрешённо изучала окружающую обстановку, отмечая, как точно бледно-зелёный ковёр соответствовал нитям в сине-зелёной парче дивана, на котором она сидела, и тяжёлым складкам штор. Великолепный номер… даже цветы подобраны соответствующего оттенка. И прекрасная обстановка для соблазнения, когда огни будут погашены, и Николас обратит на неё взгляд горящих тёмных глаз.

Она отмахнулась от мыслей о Николасе, не желая думать о приближающейся встрече. Джессика согласилась стать его любовницей, но находясь здесь, почувствовала, как всё в ней этому воспротивилось. Она думала о том, что скажет Николас, если она откажется отдаться ему, и решила, что тот впадёт в ярость. Поэтому она отбросила это намерение, но с течением времени эта мысль возвращалась к ней снова и снова, каждый раз с большей силой, пока, наконец, Джессика не начала в волнении шагать по комнате, не в состоянии справиться с до боли натянутыми нервами.